ДЕЛА КАЛЕНДАРНЫЕ

ДЕЛА КАЛЕНДАРНЫЕ

— Вот вам и еще один любопытный разговор, — сказал Фило, провожая глазами две медленно удалявшиеся фигуры. — К тому же на сей раз мы узнали, что наверняка увидим не только Хайяма-поэта, но и Хайяма-математика.

— Одно непонятно, — недоумевал Мате, — как они умудрились попасть в опалу одновременно?

— На то они и друзья! Нет, вы мне вот что объясните: неужели календарная реформа Хайяма и вправду так замечательна, как думает этот не в меру осторожный папаша?

— Еще более замечательна, чем он может предполагать. Календарь Хайяма действительно имел все основания стать самым удобным и самым точным календарем на свете.

Фило самодовольно улыбнулся.

— Надеюсь, не точнее того, которым пользуются у нас, в двадцатом веке.

— В том-то и штука, что точнее. Принятый у нас григорианский календарь расходится с истинным солнечным годом на одни сутки за 3333 года. А поиски Хайяма вели к тому, чтобы одни сутки разности набегали за 5000 лет! И не закрой Туркан-хатун обсерватории, мы получили бы календарь с периодом в 33 года, в течение которого високосный год неизменно повторялся бы восемь раз: семь раз через четыре года, а восьмой — через пять…

…У входа в зал появился зловещий старик в остроконечном тюрбане и широком темно-синем одеянии. Фило уставился на него, как на привидение: чур, чур и в третий раз чур! Уж не звездочет ли это из пушкинской сказки о золотом петушке?

— Из сказки не из сказки, а звездочет наверняка, — подтвердил Мате. — Взгляните на его халат: ни дать ни взять звездное небо. На груди — полумесяц, на спине — Большая Медведица, на подоле слева — созвездие Рака, справа — созвездие Тельца…

— А где же Солнце? — полюбопытствовал Фило.

— Ишь ты! Солнца захотел, — поддразнил Мате. — Обойдетесь и так.

— С какой стати? — вскинулся Фило.

— А с такой, что с 631 года по повелению пророка Мухаммеда мусульмане перешли на чисто лунный календарь.

— Чисто лунный… Как вас понимать? Значит, прежде был какой-то другой, смешанный?

Мате коротко кивнул: вот именно, смешанный. Когда-то, до возникновения ислама, в языческие времена арабы поклонялись Солнцу и Луне одновременно и потому пользовались лунно-солнечным календарем.

Как известно, в основе солнечного календаря лежит год — время, в течение которого Солнце совершает видимый путь через все двенадцать созвездий Зодиака,[16] или, как бы сказали в нашем, двадцатом веке, время, за которое Земля совершает полный оборот вокруг Солнца. В основе лунного года лежит месяц, то есть время обращения Луны вокруг Земли. Но так как двенадцать месяцев лунного года короче двенадцати месяцев солнечного примерно на десять суток, арабы, чтобы уравнять их, девять раз в течение каждых двадцати четырех лет добавляли к лунному году тринадцатый месяц — наси. Постепенно, однако, культ Луны одержал верх над культом Солнца. А после возникновения ислама Мухаммед запретил добавлять наси, и арабский календарь стал чисто лунным… И все же, несмотря на запрет, народы Ирана и Средней Азии наряду с лунным календарем продолжали пользоваться и солнечным, потому что он удобнее для земледельцев.

— Выходит, вернув солнечный календарь, Малик-шах совершил целую революцию, — заметил Фило.

— Едва ли он додумался до этого сам, — возразил Мате. — Скорей всего, это идея Хайяма. Но так или иначе, возвращение солнечного календаря — событие немаловажное. Неспроста им ознаменовано начало новой, маликшахской эры… Впрочем, смысл реформы не только в том, что она восстановила в правах солнечный календарь и уничтожила накопившееся с прежнего расхождение между календарным и истинным солнечным годом. Началом года в маликшахском солнечном календаре считается день, когда Солнце входит в созвездие Овна и наступает истинная весна. Месяцы этого календаря соответствуют вступлению Солнца в каждое очередное созвездие Зодиака. Стало быть, годы и месяцы маликшахской эры — подлинные солнечные годы и солнечные месяцы, и, в отличие от лунного календаря, в новом, солнечном, времена года не смещаются…

Пока Мате вел научно-просветительскую работу, затканный звездами старик неторопливо продвигался по залу, раскланиваясь и важно отвечая на приветствия. Видимо, он был здесь не последняя спица в колеснице, но по неприязненным взглядам и перешептываниям присутствующих нетрудно было понять, что его побаиваются и недолюбливают.

— Смотрите, к нему подходят наши знакомые, отец с сыном, — сказал Фило.

Мате многозначительно зыркнул на него глазом, и спустя секунду они уже стояли подле звездного старца.

— Да пребудет над тобой благословение Аллаха, мудрейший Кара-Мехти, — заискивающе произнес отец приятного юноши. — Позволь представить тебе опору и утешение моей старости, сына моего Абу.

Он сделал жест, приглашающий молодого человека подойти поближе, но тот стоял, опустив глаза, с трудом сдерживая негодование.

— Что же ты, Абу? — продолжал отец каким-то елейно-фальшивым тоном. — Поклонись всевидящему и всезнающему.

Абу не шелохнулся.

— Оставь его, Музаффар, — проскрипел астролог с желчной усмешкой. — Кто такой Кара-Мехти в глазах твоего сына? Злодей, захвативший место, принадлежащее Хайяму. Где ему знать, что было время, когда Хайям захватил место, по праву принадлежащее Кара-Мехти? Почти двадцать лет провел я по его милости в забвении и нищете. Но Аллах справедлив! На старости я снова у дел и снова в почете. И теперь, Музаффар, придется тебе послужить под моим началом. Кстати, я велел тебе составить гороскоп всемилостивейшего везира нашего, Таджа аль-Мулька. Готов он?

— Готов, мудрейший, — сказал Музаффар, протягивая старцу свиток.

Тот развернул его и стал рассматривать с глубокомысленным видом. Вдруг брови его испуганно вздернулись, голова ушла в плечи.

— Что это? — выдохнул он, беспокойно озираясь. — Что ты мне принес? По твоему гороскопу выходит, что нашему везиру не протянуть и года.

— Но таково расположение звезд, — оправдывался Музаффар.

— Он еще думает о расположении звезд! Подумай лучше, как сохранить расположение наших повелителей. Завтра же принесешь другой гороскоп, а этот… Я уж знаю, что с ним делать.

Он быстро скатал свиток, и тот мгновенно растворился в складках его халата, где-то в районе созвездия Скорпиона.

— Быть бы ему фокусником, — засмеялся Фило.

— А он и есть фокусник, — жестко сказал Мате. — Да еще и шарлатан в придачу…