Песнь вторая

Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Данте. «Божественная комедия». Ч. 1

Звенит звонок. Толпой нестройной

Студенты медленно бредут

К дверям. Прогульщик беспокойный,

Презрев учебы славный труд,

Всех встречных на пути толкая,

Летит, как серна молодая.

По длинной лестнице в буфет,

Желая свой запутать след. [45]

Так вор, в боязни жесткой таски, [46]

Скрав чемодан, скорей идет

На площадь, где кипит народ,

И там гуляет без опаски.

Не поступай, читатель, так,

Когда ты сам себе не враг.

Еще один, еще — с «дифуров»,

С анализа, с ТФКП,

Бегут оне [47]. Кто раб амуров,

Кто устремляется к толпе,

Буфет набившей. Тяжкой тучей

Отряды вольницы летучей,

У стойки яростно крича,

Ножами рубятся сплеча —

То [48] бой идет за ложки чайны,

Там, жадно раззевая рот,

Рвут два студента бутерброд,

Тот, завтрак получив случайно,

Не прожевав, глотает вдруг —

Пока не вырвали из рук.

III

Но возвратимся вновь к герою.

Вон, словно туча саранчи,

Рой опоздавших мчит стрелою,

Меж них Неглинкин. Проскочив

Пред носом лектора, садится

И вид принять ученый тщится,

Но безуспешно. Он попал,

Как Чацкий, с корабля на бал.

Еще в глазах горит отвага,

Угроза в сжатом кулаке,

А [49] уж перо дрожит в руке.

Уж [50] перед ним лежит бумага.

Он чертит сложных формул тьму,

Не понимая, что к чему.

Но скоро чувства в нем остыли,

Он стал рассеянней писать.

Ему дурным примером были

Соседи. Он закрыл тетрадь,

На стуле томно растянулся,

Взглянул на доску, усмехнулся,

На лектора рукой махнул,

Отворотился и вздохнул.

И молвил: «Всех пора на смену.

Науки долго я терпел,

Но и анализ надоел».

Хандру свою обыкновенну

Почуял вновь. Зевнув, он стал [51]

Осматривать знакомый зал.

Прекрасный зал (он был построен

Во вкусе русской старины)

Высокой чести удостоен:

Мехмата гордые сыны

За потрясенными столами

Сидят нестройными рядами,

Иные на доску глядят,

Иные весело галдят, [52]

Неглинкин смотрит: вон Гаврила,

Сидит, как идол, недвижим,

А подмастерья перед ним,

Как бы мартышки пред гориллой,

Кишат. От скуки он зевнет

И бицепс щупать им дает.

Вон у окна, смотря направо,

Он видит: грозный, как утес,

Стоит недвижно, величаво

Поросший мохом длинный нос:

Под носа благодатной сенью,

Объяты негою и ленью,

Спят три студента. Ветерок

Из носа веет. Весь урок

Они невинно почивают,

И лектора орлиный взор,

И близ сидящих разговор,

Счастливцев сих не достигают,

А к носу прочно прикреплен

Шершевский — удалой спортсмен.

VII

Такой прекрасный нос имея,

Умом он скромным обладал,

Он не читал Хемингуэя,

Зато «Повольников» читал.

Не люди рядом с ним сидели —

Лежали тяжкие гантели,

Гранаты, ядры... Но спортсмен

Был очень сильно удручен,

Что прыгнул только на полметра.

Ведь год прошел уже сполна,

Как он гантель на рамена

Взял, бросив циркуль геометра,

Чтоб нормы сдать на ГТО, [53]

А все не сдал он ничего!

VIII

Он пред студенческой толпою

Небрежно бросил свысока:

Пройдет два месяца — звездою

На отвороте пиджака

Блеснет значок. Студенты робко,

Но все же спорили. «Коробку

Конфет иль пиво ставлю я!» —

«Что ж, принимаем». — «Ну, моя

Победа будет». И без счету

Он начал заключать пари,

И скоро кружек сотни три

Набралось. Бодро за работу

Нелегкую принялся он

И ездить стал на стадион.

Так год прошел. Но результаты...

О них и говорить смешно,

А обнаглевшие ребята уж пиво требуют давно.

Но нос свой он высоко носит,

Лишь на два дня отсрочки просит

И обвинять во всем готов

Своих ленивых тренеров.

Евгений обратился к Саше:

«Я слышал, ты все нормы сдал,

Мне это Гаврик рассказал.

А может, пиво будет наше?»

«Слабец» — Шершевский отвечал

И длинным носом покачал...

«Но почему, — читатель спросит,

— О юных девах слова нет?

Где пол прекрасный? Он приносит

Нам столько радостей и бед!

Так отчего же из поэмы,

Которую с восторгом все мы

Читаем, не глядит на нас

Лукавство темно-карих глаз?»

Сказать по правде, мы робеем

Петь деликатный сей предмет.

Но коль пути иного нет,

Что ж, мы напишем, как умеем.

Но нам кончать приходит срок,

Тем более — звенит звонок.