Глава 11 Доказательство

Лучше и правильнее оправдать тысячу виновных, чем предать смерти одного невиновного{119}.

Маймонид

Люди любят истории о совпадениях и думают, что они редки. Когда некоторые из них становятся присяжными в делах, которые могут закончиться смертным приговором, они полагают, что совпадение, способное привести к судебной ошибке, – вещь крайне маловероятная. Все-таки присяжные, как правило, желают увидеть неопровержимые результаты судебной экспертизы, прежде чем выносить обвинительный приговор, и это хорошо. Любопытно, что, с другой стороны, они слишком уж часто готовы вынести обвинительный приговор, имея столь же серьезные доказательства невиновности. Общественность ошибочно предполагает, что пробы ДНК – это совершенное доказательство вины или невиновности, по крайней мере если они не нарушены каким-либо загрязнением. Однако совпадения, связанные с доказательствами, приводящими к неправомерным обвинениям, намного более вероятны, чем мы могли бы ожидать.

Аргументы в пользу проб ДНК сильны, особенно для простого люда с весьма поверхностным пониманием того, как работают эти пробы. Люди, не разбирающиеся в том, как устроена ДНК, – легкая добыча для хитроумных юристов, способных ловко манипулировать их доверием, поскольку ДНК может рассматриваться и как доказательство вины, и как доказательство невиновности в случае неаккуратного расследования серьезных преступлений. Вопрос о том, что составляет доказательство, основанное на пробах ДНК, – что с его помощью можно доказать, а что нельзя, – слишком сложен, чтобы дать однозначный ответ. Тем не менее нам надо поднять вопрос о доказательстве, чтобы рассмотреть ситуации, в которых на основании совпадения были приняты решения о виновности или невиновности. Многие обвинительные решения могут быть подвержены ошибкам в процессе построения доказательства – как косвенным, случайным, так и существенным.

До тестов ДНК стандартными инструментами были определение группы крови, серология и дактилоскопия. Эти традиционные методы судебной экспертизы дают очень неточные данные в сравнении с данными проб ДНК. Примерно у 40 % американцев I положительная группа крови, а совпадающие отпечатки пальцев во многих уголовных делах не являются убедительным доказательством. Барри Шек, один из основателей Innocence Project[19] и один из юристов в команде адвокатов О. Дж. Симпсона[20], сказал, что идентификация по ДНК – это «золотой стандарт определения невиновности и волшебный черный ящик, из которого неожиданно появляется истина»{120}.

Генотипоскопия сейчас играет важную роль в оправдании неправомерно осужденных. И все же и защита, и обвинение могут использовать результаты тестов ДНК в свою пользу, пытаясь либо убедить присяжных в неопровержимой научной достоверности проведенного анализа, либо подвергнуть критике процессы сбора и хранения проб. В деле О. Дж. Симпсона у обвинения были существенные данные генотипоскопии; но защите удалось убедить присяжных, что доказательства были сфабрикованы.

Генотипоскопия не является непогрешимой. Могут иметь место непреднамеренные ошибки и умышленные манипуляции. Несовершенство аппаратуры, случайные влияния внешней среды и человеческий фактор – все это может привести к ошибочным результатам лабораторного анализа.

11 мая 2006 г. независимый следователь изучил сотни уголовных дел, которые сначала были исследованы Криминалистической лабораторией и Имущественным управлением Департамента полиции Хьюстона. В порядках проведения 7 криминалистических экспертиз, включая серологию, генотипоскопию и трассеологию, были найдены значительные нарушения, допущенные в ходе уголовных разбирательств начиная с 1980 г. При рассмотрении 135 экспертиз ДНК 33 (32 %) были признаны содержащими значительные нарушения с подозрением на умышленную подмену данных{121}.

Совпадение профиля ДНК с образцами, найденными на месте преступления, не является надежным доказательством вины или невиновности. Возьмем дело Яры Гамбисарио – один из многих известных примеров. В ноябре 2010 г. 13-летняя Яра не вернулась домой в Брембате-ди-Сопра, маленькую деревеньку на севере Италии. Тело было найдено 3 месяцами позже в другой деревне, в 10 км от ее дома. В течение 2 лет расследование несколько раз заходило в тупик, пока наконец не появилась одна зацепка. Нашлась проба ДНК, не идеально совпадающая, но все же поразительно схожая с той, что была взята с одежды Яры. Проба принадлежала мужчине, находившемуся в момент преступления в Южной Америке. Связанные с его поиском розыскные мероприятия в конечном итоге привели к двум почтовым маркам, которые лизнул некий мужчина, умерший в 1999 г. «Это было совершенно безумное совпадение», – сказала репортерам старший следователь, перед тем как отказаться от своей единственной перспективной версии. «Связи не было, – сказала она. – Такое нельзя было придумать. Все дело – сплошное безумие»{122}. У истории было много поворотов, но в конце концов преступление раскрыли. Человеку, который был в Южной Америке, повезло, что у него было такое железное алиби. Мертвому повезло, что он был уже мертв.

Члены коллегии присяжных должны понимать или по крайней мере им должны объяснить судьи: анализ ДНК – это предельно сложный и запутанный процесс, который запросто может выдать ложноположительный или ложноотрицательный результат. Какая-то часть информации неизбежно будет интерпретирована и обработана как релевантная и подтверждающая вину, хотя на деле является косвенной. Любые скрытые детали анализа могут затеряться, если не будут должным образом интерпретированы. Точно так же всегда существует возможность того, что некая часть информации будет интерпретирована как оправдательная, хотя на деле подтверждает вину.

С одной стороны, анализ ДНК требует наличия незагрязненного биологического материала с места преступления: кровь, сперма, корни волос, слюна или пот. ДНК из внешней среды – растения, насекомые, бактерии или другие люди – часто загрязняют образцы. Еще одна проблема – это наше понимание уникальности профиля ДНК. Вот в чем вопрос: насколько уникален генетический профиль? Возможно ли, что два человека (не являющиеся однояйцевыми близнецами) случайно имеют идентичный профиль ДНК? Совершенен ли анализ ДНК? Может ли он быть ошибочно положительным или ошибочно отрицательным? Даже в самом чистом виде все же есть шанс – хоть и предельно малый шанс, – что данные анализа ДНК двух разных людей (не близнецов) окажутся идентичными. Согласны ли мы пойти на риск и казнить невиновного, когда обвинение и доказательство вины построено исключительно на основе результатов экспертизы ДНК?

Что касается ошибочно положительных заключений, которые зависят от частных обстоятельств, шанс их возникновения в общем оценивается в пределах от 100 к 1 до 1000 к 1{123}. Ошибки могут возникать в результате обработки проб. Неверный расчет шансов возникновения ложноположительных результатов может привести к осуждению невиновных, особенно когда решение выносится только на основе экспертизы ДНК. Лаборатории редко, но регулярно неверно интерпретируют результаты тестов. Они допускают ошибки, потому что существует возможность случайного совпадения. К сожалению, присяжным редко предоставляются статистические данные о том, насколько часты ошибочно положительные заключения. Но все же и шанс случайного соответствия (когда у двух людей действительно совпадают профили ДНК), и шанс ошибочно положительного заключения необходимо учитывать для справедливой оценки данных экспертизы ДНК{124}.

Иногда в дело вмешивается псевдонаука. Многие полагают, что образец волос – то же самое, что образец ДНК. Это не так. Образец ДНК может быть получен только из корня волоса. В большинстве случаев образец волос оценивается на основе субъективного микроскопического исследования и сравнения, что на самом деле является липовым доказательством. Не существует надежного научного метода для определения принадлежности волоса тому или иному человеку, если отсутствует корень{125}. Тем не менее много десятилетий суды полагались на заключения так называемой экспертизы образцов волос при рассмотрении уголовных дел.

Возьмем дело, где обвиняемыми выступали трое чернокожих мужчин: Дональд Гейтс, Кирк Одом и Сантей Триббл. Обвинение было основано на данных микроскопического исследования и сравнения волос, но результаты экспертизы ДНК ей противоречили. В 1990 г. обвинитель, преувеличив статистическую надежность сравнения образцов волос, убедил коллегию в виновности Триббла. Его приговорили к тюремному заключению на срок от 20 лет до пожизненного. Он провел в тюрьме 20 лет, а потом был оправдан, и все из-за волоса, найденного на лыжной маске{126}. Совпадение? Какое совпадение? Наука пока не располагает убедительной статистической моделью частотного распределения характеристик волос в генеральной совокупности{127}. Тогда откуда берутся данные научной экспертизы? Как может признанный эксперт заявлять о соответствии проб в отсутствие ДНК, если не существует научных методов определения принадлежности образцов волос тому или иному индивиду? И все же мы часто слышим, как эксперты говорят присяжным, что такое возможно: «По моему мнению, на основании моего опыта лабораторных исследований, коих я выполнил не менее 16 000, эти волосы принадлежали умершему»{128}. У каждого может быть свое мнение. Но мнение эксперта в зале суда часто принимают за доказательство. Это не просто чистейший вздор; это безответственность, учитывая, что результатом может стать осуждение невиновного. Никто не в состоянии представить достоверную статистическую вероятность того, что результаты микроскопического исследования образца волос могут позволить безошибочно определить их источник. Тем не менее за последние два десятилетия 26 из 28 экспертов-криминалистов ФБР, давая показания в суде, подчеркивали, что соответствие проб волос является достоверным доказательством. В деле мистера Триббла один из экспертов заявил о соответствии «всех микроскопических характеристик». В своем заключительном слове обвинитель втолковывал присяжным сфабрикованную и недостоверную статистику: был только «один шанс на миллион», что волос мог принадлежать кому-либо, кроме мистера Триббла{129}.

К несчастью, реальные судебные разбирательства отличаются от тех, что можно увидеть по телевизору или в фильмах, где судебные экспертизы, похоже, всегда безупречны. К еще большему несчастью, реальные коллегии присяжных обычно верят тому, что говорят им судьи; в то, что слышат и чего не слышат. Прокуроры рассказывают им – один именно так и поступил без каких-либо возражений со стороны судьи, – что «прелесть экспертизы ДНК состоит в том, что она обеспечивает стопроцентную достоверность»{130}. Ни одна криминалистическая экспертиза не дает 100 %-ной достоверности, и все-таки люди не могут избавиться от заблуждения о том, что ДНК дает точные и определенные ответы. На самом деле результаты анализа ДНК зависят от правильности экспертизы и группы наследственных признаков, связываемых с подозреваемым. Но суды принимают результаты судебной экспертизы за «железобетонную» науку, не вполне понимая имеющиеся у нее ограничения{131}.

В ходе рассмотрения одного дела судмедэксперт Управления полиции Хьюстона, находясь под присягой, высказал следующее недостоверное утверждение: «У двух человек не будет одинаковой ДНК, только если они не однояйцевые близнецы»{132}. Любой, кто достаточно осведомлен о том, как сверяются профили ДНК в криминалистической лаборатории, должен понимать, что такое утверждение далеко от истины. С соблюдением должной правовой процедуры присяжные должны были быть оповещены о том, что всегда существует небольшая доля населения, у которой можно ожидать соответствия профилей ДНК. Малая вероятность такого соответствия не исключает совпадений. В большинстве дел, где рассматриваются результаты экспертизы ДНК, присяжным обычно предоставляют статистические данные о случайных соответствиях. Присяжным, как правило, сообщают о вероятности того, что не являющийся родственником случайный индивид может иметь профиль ДНК, совпадающий с профилем подзащитного. Но эти числа не имеют смысла для присяжного, который полагает, что шансы 1, скажем, к 500 000 – это абсолютная достоверность.